Настоящим мужчинам...

Автор: Смирнов Александр Александрович


Мужской закон



Поклонимся людям в армейских погонах,

не глядя на знаки отличий!

Глубинную сущность Мужского закона

дано от природы постичь им.



Мужчина любой – от рождения воин

и должен до смерти сражаться,

но стать настоящим солдатом достоин

не каждый, кому восемнадцать.



Лишь тот, у кого детский плач отдаётся

в душе колокольным набатом,

сумеет, как минимум стать полководцем,

как максимум – просто солдатом.



Лишь тот, кто родился с душой без изъяна,

пожертвует всем для других,

не станет бояться, ни смерти, ни раны,

причислится к Ликам Святых.







Исповедь спецназовца



Ты прости меня, Таня, родная!

Виноват! Угодил на тот свет

и теперь вот из самого рая

шлю тебе свой последний привет.

Слышишь? Пёс наш тихонечко воет.

Слышишь? В плаче заходится сын.

Видишь? Дождик старательно моет

воробья, что в проёме гардин

бьёт крылом жестяной подоконник

и стучит чёрным клювом в окно,

будто знает, что в доме покойник,

что тебе зарыдать суждено.

Вот хлестнул телефон звонкой трелью,

и тебя от волненья знобит.

Вот сейчас подполковник Савельев

тихо скажет, что я был убит..,

что отряд наш попался в засаду

и что мной был получен приказ

прорываться к кирпичному складу,

под которым заложен фугас.

Он расскажет про то, что твой Стёпа,

подполковник Степан Удальцов

поступил, как чудак-недотёпа,

пожалев одного из юнцов.

Он, конечно, так прямо не скажет,

поведёт про геройство рассказ.

Дескать, все мы умрём, коль прикажут,

дескать, все мы на то и спецназ.

Только лёгкий налёт осужденья

на красиво звучащих словах

не оставит и тени сомненья

в том, что жалок в его я глазах,

что я зря пожалел мальчугана,

утонул в синеве его глаз,

и, плечом оттолкнув капитана,

сам полез на проклятый фугас…

Перед тем, как ты стала вдовою,

а наш маленький сын сиротой,

понял я, что тебя я не стою,

что виновен я перед тобой

в том, что жизнь молодого сержанта

обменять я решил на свою,

что, увы, не хватило таланта

дать погибнуть ему в том бою…



Я из райского вырвусь чертога,

убегу из него со всех ног.

Недостоин я милости Бога:

я себя для тебя не сберёг.







В армейском госпитале...



Вот и май наступил. Даже здесь, в госпитальной теплушке

соловьиные трели отчётливо стали слышны.

Мне, считай, повезло. В ногу ранило в той деревушке,

а Серёжка Кондратьев уже не вернётся с войны...



У соседа Петра то и дело стрекочит мобильник,

Он хватает его, чтобы к уху покрепче прижать

и расслышать сквозь бинт, пропитавшийся кровью обильно,

всё, что в трубку кричит его горем убитая мать.

Подполковник - хирург приговор ему утром озвучил,

рассказал про глаза, а, точнее, про то, что их нет.

Потрепал по плечу. «До чего же ты, парень, везучий!»

и в ладошку вложил небольшую коробку конфет…

Он три ночи подряд не даёт всей палате покоя.

Что ему до меня, до ребят и до нашей весны?..

Он лежит на спине, по-собачьи, тихонечко воет...

А Серёжка Кондратьев уже не вернётся с войны.



Я теперь без ноги. Угораздило! Вот незадача!

Да ещё, как на зло, снятся яркие, детские сны!..

Я бегу по траве… А потом просыпаюсь и плачу…



А Серёжка Кондратьев уже не вернётся с войны.