Губит людей не пиво. Лагерные хроники

Автор: Лагерные Хроники






(Из записей Марка Неснова)



Ссорит нас водка братцы,

Пиво сближает людей.

(Е. Евтушенко. Северная надбавка 1977г.)



Мечтать в лагере о пиве – верх легкомыслия и дешёвого фраерства.

Ну, кто тебе будет заморачиваться с пивом, когда кайфа от него никакого, а запишут, в случае чего, в протокол, как спиртной напиток, со всеми неприятными последствиями.

Да ты ещё попробуй, найди его в прилагерном посёлке, когда и в городе-то оно редкость.

Это тебе не Сыктывкар, где свой пивзавод и снабжение по 1-й категории.



Бывает, конечно, что завезут бочку-другую в посёлок раз в году, чтобы побаловать народ и приобщить его к благам цивилизации.

Но это уже такой несусветный подарок советским труженикам, что зекам об этом символе благополучия даже и мечтать неприлично.



Тут уж, такая гульба на посёлке начинается, что и в дальнем конце жилой зоны слышно.

Но никто тебе бутылку пива не понесёт через вахту.

Градуса нет, а хлопоты и страхи те же.



…Пиво я на воле не пил, потому что вообще к спиртному равнодушен.

А тут, как назло, захотелось пива, хоть убей.

Даже приснилось как-то.



Но с таким же успехом можно было мечтать и о посещении Большого театра или ночном свидании на черноморском побережье Кавказа.

А потому и помалкивал я себе в тряпочку.



А желание это возникло вдруг, когда Игорь Павлович, без всякого предисловия, начал рассказывать о своём посещении одного вильнюсского подвальчика, где ему белокурая красавица - официантка подала литровую, запотевшую глиняную кружку с холодным пивом.



А к ледяному, пенящемуся, ядрённому напитку отварные свиные ножки с зелёным горошком и хреном.

И все это богатство на металлическом блестящем подносе.



Ах!

Как красиво и смачно мог часами рассказывать Игорь Павлович о еде и выпивке.



Игорь Павлович Соколов давно уже работал старшим мастером на лесобирже.



Надо было очень любить Игоря Павловича или, хотя бы терпеть, чтобы назвать его пребывание на производстве работой.

Но я его любил, потому что человеком он был безвредным, весёлым и ленивым.



Трезвым он бывал только до обеда, но и это время у него расходовалось только на рассказы бесконечных историй, которыми была до отказа заполнена его крупная, красивая голова.



В своё время он отсидел за что-то десятку, да так и застрял на Севере, обзаведясь женой-татаркой и восемью детьми на время нашего с ним знакомства.



Был он высок, чуть полноват и очень представителен.

Немного портили общее впечатление излишне толстые губы, за что кличку ему жулики дали «Губа».

Но называли так его крайне редко, потому что все хорошо к нему всегда относились.



Другие вольнонаёмные пили, обычно, с утра, а потому должность старшего мастера на разделке леса прочно закрепилась за Игорем Павловичем.



Поскольку всю работу за него делал я, то из моего кабинета он, практически, не вылезал, тем более, что в смежной комнате у меня был лежак для ночных смен, где Игорь Павлович проводил послеобеденное время.



В конце смены он просыпался, бодро шёл в свой кабинет и подписывал сводки и списки на дополнительное питание для бригад за выполнение дневной нормы.

После этого я их просматривал и передавал по назначению.



Однажды, просматривая бумаги, я обнаружил на заявке дополнительного питания (кашу, хлеб и сахар) вместо необходимого в углу обычного росчерка Игоря Павловича, написанную им спьяну странную фразу:

«Мюллеру! Отоварить румынов мукой.

Штандартенфюрер СС Соколов И.П.».



И знакомая, размашистая подпись Игоря Павловича.



Специально ли зэки дали дальнейший ход бумаге, или не заметили, но, попав в руки начальства, она могла причинить Соколову серьёзные неприятности.



К тому времени я уже привык ничему, особенно, не удивляться, а потому, просто заставил десятника бумагу переписать, и наутро вручил Игорю Павловичу его хмельной шедевр, отчего он чуть не рухнул со стула.



И тут Соколов, расчувствовавшись, пообещал сделать для меня всё, чего я пожелаю.



Никогда Игоря Павловича ни о чём запретном я не просил, чтобы не подвергать его размеренную и беспечную жизнь опасности, но тут я не удержался.

И Соколов пообещал.



Он пообещал, а я, естественно, сразу же забыл, потому что пиво в моей голове было на двадцать восьмом месте, где-то сразу же после Большого театра и черноморского побережья Кавказа.



Но, что бы там ни говорили учёные и скептики, чудеса на Земле иногда, всё-таки, случаются.



И вот однажды в воскресенье, Игорь Павлович встретил меня с утра в конторе с видом гордого римского патриция эпохи позднего упадка империи.



Видимо он пришёл в пустую зону до развода, потому что свободно занёс в мой кабинет школьный портфель, в котором был синий целлофановый пакет со льдом и тремя бутылками жигулёвского пива.

Но самое главное, что к пиву он принёс четыре отварные свиные ножки, большую луковицу, хрен и мягкий, ещё тёплый хлеб .



О том, чтобы разобраться с этим до обеда, не могло быть и речи, а потому Игорь Павлович бесконечно совершал беспокойные манёвры вокруг моего кабинета, и эта тревога передалась моему приятелю Ивану Пинчуку - мастеру по погрузке леса.



Он спросил меня, чего это Соколов «вышивает» по коридору, и я рассказал Ивану о празднике, который нас ожидает.



Игорю Павловичу мы решили заменить пиво вульгарной бутылкой водки, а о свиных ножках для него не могло быть и речи.



Рассказать о том, какое это было счастье, наслаждение и восторг не смог бы, наверное, и человек несравненно талантливее, чем я.

А уж я, так даже и не знаю, с какого боку подойти к описанию своих чувств и ощущений.

Могу только сказать, что если словосочетание «божественный вкус» не выдумка обжор и кулинаров, то это был именно он.

Никогда в своей жизни мне не приходилось так вкусно кушать.

Это был восторг, который остался со мной на всю жизнь.



Через много лет, читая поэму Евтушенко «Северная надбавка», я понял, что не только мне одному выпадало в жизни такое счастье, и порадовался за везучего героя поэмы.



На всю жизнь я остался благодарным Игорю Павловичу, который через два года после этого умер на операционном столе от передозировки наркоза при удалении банального аппендицита.



А Иван погибнет через несколько лет от удара елового хлыста с рассыпавшегося лесовоза.



Пива я не пью, как и другие спиртные напитки.

Боюсь испортить впечатление.