Идея исчислимого общественного блага, которое можно выразить в виде колонки цифр в разработанном чиновниками документе, изживает себя
Появление Александра Залдастанова на Гайдаровском форуме произвело фурор в СМИ и соцсетях не только в связи с репутацией байкера и его манерой одеваться, но и в связи с некоторой бесцветностью магистральных дискуссий самого мероприятия. Проблема форума заключалась в том, что значение слова «стратегический», как и значение некоторых других ключевых слов вроде «приоритеты», «будущее», «развитие» и так далее, размылось до полной невнятности. Слово «стратегия» среди «своих» произносят небрежно, скороговоркой, так, будто все должны и сами понимать, что имеется в виду, но на самом деле никто не понимает, кому, зачем, для чего и какая именно нужна стратегия.
Окончательные бумажки
Все началось с закона о стратегическом планировании, который приняли в 2014 году. Он установил, что у России должно быть два стратегических документа: экономическая стратегия и стратегия национальной безопасности. Последнюю быстро утвердили в конце 2015 года, а вот с экономической стратегией все шло туго. Никто не понимал, как ее нужно писать, нужно ли делать все то, что делали в 2011 году, когда писалась «Стратегия-2020», да и интересантов у новой стратегии почти что не было: государство не дало экспертам ни денег, ни авансов. Некоторое оживление случилось прошлым летом: бывший министр финансов Алексей Кудрин возглавил совет Центра стратегических разработок, экспертные институты (Высшая школа экономики и РАНХиГС) начали понемногу выдавать и тратить деньги на исследования и написание черновиков отдельных разделов стратегии. К зиме стало понятно, что все они пишут какие-то разные документы. Сегодня уже кажется, что про ту стратегию, речь о которой идет в законе, все просто решили забыть.
ЦСР Кудрина вполне официально пишет так называемую «Стратегию развития Российской Федерации на 2018–2024 годы», хотя закон требует, чтобы срок действия стратегии совпадал с утвержденным правительством долгосрочным прогнозом, а он принят до 2030 года. Предварительные наработки ЦСР (в распоряжении автора есть презентация ЦСР от 26 декабря) обещают России: а) технологическую революцию, б) административную реформу, в) бюджетный маневр, то есть сокращение расходов расширенного бюджета до 32 или 34% ВВП. В презентации они называются загадочно и немного по-военному — «маневр-32» и «маневр-34».
Вторую команду стратегов собирают в Минэкономразвития под знаменами молодого министра Максима Орешкина. Сроки документа, который пишет эта команда, почти, но не полностью совпадают со сроками документа, который пишет Кудрин. Но называется этот документ по-другому: «Комплексный план действий правительства Российской Федерации, направленных на повышение темпов роста российской экономики, на 2017–2025 годы». Как понятно даже из названий, между «стратегией» и «планом» есть некая конкуренция. Стратегия всеобъемлюща, но не является документом прямого действия. План, хоть и не претендует на статус стратегии, будет являться обязательным для правительства. Орешкин показывал свои наработки премьеру Медведеву после нового года, речь, по рассказам, шла не столько о технологической революции и административной реформе, сколько об ограничениях экономического роста: качестве человеческого капитала, неравенстве и бедности, транзакционных издержках в экономике.
Есть и третья команда, вернее, альянс команд, состоящих из ученых и экспертов ВШЭ и РАНХиГС. Эти эксперты в той или иной степени вовлечены в написание обеих стратегических бумажек, но предпочитают публично от них дистанцироваться. Это самая выигрышная позиция: эксперты замеряют готовность граждан и общества к будущему (что бы это ни значило), пишут доклады о человеческом капитале или, например, инфраструктуре малых городов, но не совершают (в отличие от ситуации со «Стратегией-2020») никаких сверхъестественных усилий. Они просто ждут: кто победит в борьбе за право написать главный стратегический документ, чтобы присоединиться к команде победителя.
Ставки и игроки
Понятно, что вялое обострение интереса к стратегиям и планам связано с избирательной кампанией и выборами президента, которые должны, по идее, пройти в марте 2018 года. Интересы правительства и интересы Алексея Кудрина, как и обычно, не совпадают. Правительство видит свой план в качестве мобилизующего аппарат документа, который не нужно обсуждать с публикой. Основная идея этого плана уже известна: налоговый маневр, то есть повышение налогов на потребление, прежде всего НДС и снижение налогов на труд, то есть страховых взносов.
В Минфине и Минэкономразвития, которые сейчас возглавляют единомышленники, полагают, что граждане адаптировались к кризису, научились не сорить деньгами, так что можно, повысив НДС, частично возложить на них бремя стимулирования экономики, зато ослабить нагрузку на бизнес. Ставится задача лишь ускорения, пусть небольшого, темпов роста: ни о каких масштабных реформах речь в правительстве не ведут. Институциональная неэффективность, по словам чиновника аппарата правительства, попала в список ограничений роста последним пунктом и курсивом в качестве необязательного тезиса.
Кудрин видит свою стратегию как черновик экономической программы четвертого президентского срока Владимира Путина. Или даже чистовик. Несмотря на формальное примирение с Медведевым, которое произошло еще в конце 2015 года, Кудрин, кажется, не оставил премьерских амбиций и по-прежнему считает возможным учить членов правительства, как руководить страной, к их вящему неудовольствию. Ставки Кудрина понятны: пока правительство в закрытом режиме будет писать свой неполитический план для чиновников, он напишет громкую стратегию, вокруг которой смогут собраться решительно все либералы страны, то есть решит ту политическую задачу, которую в 2011 году решали кураторы написания «Стратегии-2020». За понятное вознаграждение — пост премьера.
Борьба между Кудриным и Медведевым не единственное сходство нынешнего сеанса «стратегирования» с сеансом, имевшим место в 2011 году. Другая важная черта, их роднящая, — дефицит так называемых стейкхолдеров или, говоря по-человечески, дефицит поддержки у обоих версий экономической стратегии. За стратегией Кудрина, как и за планом Орешкина — Силуанова — Медведева, не стоят реальные общественные группы, предприниматели, граждане, да кто угодно, которым эти планы были бы нужны. Ни госбанки, ни госкомпании, ни крупный частный бизнес не имеют к написанию этих документов непосредственного отношения, хотя глава РСПП Шохин недавно заявил, что в написании правительственного плана его структура с удовольствием поучаствует. Как обычно и случается с подобными документами, покупатель у них один, и это вовсе не общество или политический класс, а президент, размышляющий о своей предвыборной кампании.
Правда, есть одна группа граждан, искренне заинтересованных в любой стратегии, лишь бы главное место в ней было отведено не реформам, а технологиям, вернее, бюджетному финансированию институтов, занятых их насаждением. Назовем эту группу благозвучным словом «техноложцы». Это не стартаперы, не программисты, не производители софта и не энтузиасты наступления технологической сингулярности, собирающие деньги на Kickstarter. «Техноложцы» — это менеджеры окологосударственных институций, кормящиеся за счет налоговых преференций и небольших бюджетных вливаний. Они пишут апокалиптические тексты, изобилующие не вполне корректно использованными терминами из учебников по организации «кремниевых долин» в странах третьего мира, очаровывают чиновников разговорами о физическом бессмертии и п